Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея - Елена Асеева

Чудным в сей стороне смотрелся и сам серо-голубой небесный купол, на котором не наблюдалось красна солнышка. Может потому как солнышко ужо и тут закатилось за край земли, а может потому, как его закрыла серость облаков (схожих с рябью воды в озерцах) самую толику потревоженных ветром.

Легкий ветерок здесь покачивал не только облака, воду, но и волосы ребятишек, и бубенцы на их поясках так, что они призывно начали звякать, сообщая, где находятся их обладатели. В этом краю было вельми тихо. И не то, чтобы здесь не имелось звуков, просто они слышались приглушенными аль далекими, особлива выделяясь пыханием над водьями пара, да заливистым писком комарья, во множестве тут прибывающего. Изредка, впрочем, проносились по болотам чудные, постанывающие оханья да щелканья, схожие со звонким хлопаньем в ладоши.

– От тобе и марь, накаркал, тык сказать, – намеренно громко молвил Бешава, утирая губы от грязи на втором лице, и сердито глянул на стоящего подле Копшу, который от расстройства, что запачкал свой синий кафтан, озабоченно покачивал головой.

– То не марь, нешто не видишь, – вспять чуть слышно проронил Багрец и всплеснул руками, таким движение, обращая внимания собрата на знакомое лишь им двоим. – Энто межмирье.

– Дык кый межмирье, марь она и ёсть марь, – не скрывая своего недовольства от испачканного кафтана, колпака и сапог, дыхнул Копша, и, пристроив сбоку на землице кринку, разком шагнул вперед, вроде чегой-то желая свершить. Он стремительно прыгнул вверх единожды перекувыркнувшись чрез голову да расставив руки в стороны срыву плюхнулся на пузо, глубоко врезавшись узким подбородком в почву, и вскинув себе на лицо серо-розовый ошметок мха (точно срезанного).

– Охти-мнешеньки! – болезненно протянул Копша, и медленно поднявшись с оземи, сев, поправил на голове, сместившийся на лицо колпак. – Ей-ей, межмирье. Эт, понадоба не вызнал я егось.

– Конешно не вызнал, ты ж долзе в Яви обитаешь, хотя аромат егойный раз нюхнув, ни с чем иным не спутаешь, – дополнил свою прерванную речь Багрец и втянул своими двумя маханькими носами с вычурно вздернутыми кверху кончиками воздух. А тот и впрямь тут пах по особенному, дюже кислятиной отдавая, будто ктой-то не доследил и у него тесто совсем перекисло.

– А чаво энто межмирье значица? – взбудоражено и снова хором вопросили ребятишки, почасту думая одинаково, да уставились на духов, переводя взгляд с сидящего на земле Копши на обоих колтков все поколь шевелящих носами.

– Наша Вселенная, – принялся пояснять Багрец, как старший, а может токмо более ведающий и тому сказу, словно подпели летающие округ странников и попискивающие комары. – Собрана из трех Миров: Яви, Нави и Небесной Синей Сварги. Явь ащё часточко Белым Миром кличут, иде живут-поживают люди, духи, звери, гады да птицы. Во Синей Сварге яснее ясного боги обитают. А Навь, куды в положенный срок души людские уходят, была кады-то единой, обаче Чернобог создал Темную Навь, тем разграничив Пекло и Ирий. Промеж миров заплаточки проложены, кои сращивает их края, не больно они широкие. Эвонти заплаточки межмирьем и величают. И в том межмирье все равны, духи, люди, гады и гутарят даже боги туто-ва силы свои теряют. Поелику Копша и не сумел обернуться в гада, ибо в межмирье вроде як утрачиваются способности.

– Одначе туто-ва иные способности могут явится, не меньшие, а иноредь и большие. Токмо никто не ведает як и кады они приходят, – дополнил, поддерживая старшего братца, Бешава и горемычно вздохнул, видимо, расстроившись тому, что ноне стал ровен ребятишкам.

– Аще Ирий в кой ушествуют ясные души, частехонько кличут Синим морем-окияном, – молвил дух сберегающий клады, еще раз указывая на собственное старшинство и медлительно принялся вставать на ноги. – А Пекло, куды вски зловредности ступают, Тёмной марью.

– Болотом чё ли? – испуганно вскликнула Алёнка и прикрыла рот ладошкой, пужаясь того, что они попали в Пекло, где правят сынки повелителя навьих глубин Чернобога в чьей власти черная, обратная свету сторона бытия.

– Энто не Пекло, Алёнушка, – молвил Орей, и, подняв руку, приголубил волосы на голове сестрицы, единожды поправляя их ровность и успокаивая. – Всего-навсе межмирье, кое отделяет Явь от Нави, и скорей мы шествуем в Ирий, не в Пекло. Ведь не могет баба Яга жить в Пекле, туды тока мертвому стежка проложена, а живому ход заказан. Правильно, я толкую? – досказал мальчуган, направляя вопрос на Багреца, однако тот лишь испуганно качнул головой, видимо ни в чем ноне, ни будучи уверенным.

– Отнудь не ясно, иде бытует та Яга, – взнамест старшего колтка отозвался Копша, оправляя на себе кафтан, да распрямляя на нем стоячий воротник, придерживающий его тонкую, короткую шейку. – Понеже кады я хаживал скрезь межмирье в Явь о ней, о ентой Яге, тадыличи не слыхивал. Бог она али дух, никоим побытом невесть. Дык и ежели гутарить про Навь… В Ирий, иде живут-поживают души славян, ступать льзя токмо почившему.

– Эт, чё значица и мы почили? – в два голоса вопросили ребятушки, округляя от диву свои глазенки и качнув головами так-сяк, принялись себя ощупывать, проверяя в самом ли деле они померли али были еще живы.

Дух сберегающий клады может и желал чего рассказать, и для того даже сделал шаг вперед, но внезапно скривил личико, погасив в морщинках свои красные глаза, оставив для взору только вертлявый нос, да болезненно запричитал:

– Охма! Охти! Охти-мнешеньки! Ноженьки дотла протер, онучи, понеже поспешая учинить веленное Доброхочим, под сопог не наволочил. Болозень нынеча у мене, так-таки, с куку, – захныкал, как дитя Копша да вскинув вверх правую руку, показал плотно сжатый кулак, каковой вряд ли бы в сапог поместился. – Ступать нетути мочи, – и тут же повалился на оземь, врезавшись в мох сракой.

– Пожалуй, чё вы, все-таки, живы, – протянул задумчиво Багрец, и, оглядев дали дальние, перевел взор на подпрыгивающий и зовущийся в путь маханький клубочек. – Иначе бы не обладали телами, были вроде тумана. Абы души в Нави бесплотны, и схожи со сквозистой тенью. Да и эвонто межмирье может совсем ни к Нави ведет, а к Синей Сварге, не ясно же каковую стежку клубочек внутри лаза избрал.

Глава девятая. Безобразный Кадук и новые спутники

– Нетяжкий я, легошенький, аки маковая зернинка, – в который раз молвил сие беспокойство Копша, крепко держась обеими ручонками за шею Орея. Куды он, все-таки, залез. Абы так стенал, так причитал, что мальцу его стало жаль, и он посадил себе духа за спину, и теперь слегка согнувшись, поддерживал под сраку. Копша в свой черед ногами крепко обвил стан отрока, и цепко обнял руками его выю. Кувшин духа сберегающего клады несла Алёнка, ступающая позадь братца. Однако Копша часточко оборачивался и оглядывал столь важную ношу нынче, поколь переданную в чужие руки, словно переживая, что девчужка может ее себе прибрать.

– Як тык маковая зернинка, а млеко, ты прорва чумазлая, цельную кринку вылакала, – сопереживая тяжести Орюшки, и больно бесстыдству Копши возмущаясь, проронил Багрец, сызнова занявший место поперед всех спутников, прямо за клубочком.

– Ну, ежели язычить без утайки, – поучающе отметил дух сберегающий клады, – дык я не чумазлый. И вылакал не кринку, а токмо полть ейну. Понеже по вечёру Алёнка и Орей иную полоть из нее откушивали. Да и млеко я не сжирал, а схоронил под оземь. Отнюдуже оно будя вертаться в кладенный ему срок. Изо дня в день и дык ежедень.

– О… наново запел свою присказку. Слыхивали мы ее и не раз, поелику полно всяко о том гутарить, – и вовсе гневливо кликнул Бешава да возглас его, вроде, и, не отлетев, мгновенно вернувшись, слегка зазвенел в воздухе над странниками. А может это тенькали такие приставучие комары не столько даже жалящие, сколько густой серой тучей летящие над детьми и духами, вторящие бряцающим бубенцам на поясах Алёнушки и Орюшки.

И местность кругом все также продолжала являть болотистость. И в обширных окнах слегка покачивалась стоячая сине-прозрачная вода, чрез которую можно было увидеть глубокое дно, покрытое опавшими ветвями, валежником, переплетенное белыми нитями растений и почти черными сгустками мха. Иноредь водьи смотрелись, прямо-таки, темно-синими или бурыми, и тогда на их поверхности вода пузырилась, вроде закипая. А когда те крупные пузыри лопались, в воздух выбрасывались сгустки пара и больно неприятные запахи, не просто чего-то перекисшего, а таки сгнившего. Низенькие или вспять высокие машистые бугры, пролегая по длинным островкам, были плотно укрыты ершистыми зелеными, бурыми, серо-розовыми, белыми мхами. Чьи приметные тонкие ветоньки, равным образом, переплетались со стелющимися побегами растений, заползали на коротенькие кустики (с корявыми отростками вместо ветвей) и низкие, искривленные сосенки, вроде обглоданные со всех сторон. Такие деревца зачастую были без веток, а порой на их стволах не имелось даже коры, как и хвои на ветках, словно кто-то, будучи вельми голодным, все обглодал.